
Предисловие:
Магазин Фаренгейт 451 в Петербурге — это уникальное явление книжного андеграунда. Здесь можно не только найти литературу по разным немейнстримными темам, но и услышать лекции про кровавые секты, узнать особенности субкультур, побывать на семинаре о японском милитаризме и встретить как писателей и музыкантов, так и отмороженных панков.
Фаренгейт несколько раз оказывался на грани: его громили топором и пытались обокрасть. Но он живёт всем назло. Мы пообщались с основателем и бессменным директором небольшого независимого магазина на Маяковской улице Платоном Романовым.
Публикацию подготовил Владимир Коваленко, писатель-постмодернист, автор романов «Ах Куй или История о загадочной и трагичной смерти Павла Петровича, проблемах Постмодерна, и о проблемах литературы и литераторов и вообще» и «Из-под ногтей».

Начнём сразу в лоб. Современная независимая литература — это андеграунд, в Петербурге Фаренгейт – это своеобразный андеграунд андеграунда, в нём рассказывают про сектантов, сатанизм, панков, футбольных фанатов и нацболов, продаются контркультурные книжки и журналы. Так в чём мета-проект, в чём миссия твоего магазина?
Миссия – у Буквоеда, а у нас – всё иначе. В книжном магазине книги, как ни странно, не самое главное. Главное – это люди, которые к нам ходят, это атмосфера и энергетика. За шесть лет сложилась определенная аудитория, которая следит за тем, что мы делаем, поддерживает нас. Мы видим, как меняются люди, они видят, как меняемся и растём мы. Я не понимаю, как можно продавать книги без чувства юмора. Это то же самое, что картошкой на рынке торговать. Книготорговые сети так и делают, относятся к книгам и людям чёрте как. Одна из главных наших задач – показать людям разницу. Можно с любовью и смехом распространять книги и настроение, говорить о книгах, а бизнес – он где-то на самом последнем месте.
А как ты пришёл к открытию своего магазина? Что тебя сподвигло? В чём был главный толчок, когда обратно повернуть стало невозможно?
Я задумал книжный магазин ещё в 2012 году, но понятия не имел, как это делается. Долго тупил, потом устроился на работу к моим друзьям – Любе и Артёму из магазина “Все свободны”. Сначала работал там, потом они попросили меня помочь им открыть магазин “Мы” на углу Невского и Большой Конюшенной улицы. Почти год я развивал магазин “Мы”, набрался опыта и в 2014 году открыл “Фаренгейт”.
Как долго ты открывал лавку? Что было наиболее трудным в открытии своего книжного?
Магазин мы собрали за три месяца. Два месяца подготовка, поиск помещения и так далее, потом месяц на ремонт – и в бой. Мы открывали “Фаренгейт” с товарищем, и самое сложное было договориться, что и как будет. Уже после открытия оказалось, что взгляды на вещи и на жизнь у нас совершенно разные, было очень тяжело.

Открылся и окей, а как дальше жить? Как живётся самому скандальному магазину Петербурга и окрестностей?
Любой независимый книжный окупается далеко не сразу. Дальше только терпение и постоянная работа. Книжный магазин не может существовать, если уделять ему мало внимания. В книжном нужно практически жить.
У вас часто проходят чтения, лекции, концерты. Такая публичная окололитературная жизнь – это стиль жизни или просто развлечение?
Организовать мероприятие не так просто как кажется, а делать их постоянно – непростая работа. Мы в этом живём, и пока нас прёт от того, что мы делаем, будем продолжать. Многие люди, случайно забредя к нам, остаются с нами годами – это очень важно. В Фаренгейте отмечали три свадьбы, две пары из них познакомились у нас. Так и должно работать третье место. Книжный магазин – это в первую очередь общение.
Что самое трудное в существовании Фаренгейта?
Бизнесмен из меня никакой, коммерческой жилки нет совсем, поэтому самое сложное держать выручку на таком уровне, чтобы платить аренду.

Кто самый интересный персонаж, который у вас был в гостях?
Да много кто был. Был Сергей Летов, был чувак, который жонглировал булыжниками в магазине, был профессор из Японии Василий Молодяков, Илья Стогов, Александр Секацкий, французский андеграундный писатель и переводчик Тьерри Мариньяк, даже группа “Отдел самоискоренения” у нас играла.
Кто самый странный отмороженный персонаж, который у вас был в гостях?
Самый отмороженный не знаю, а самый стрёмный был сын Егора Радова. Полный невменоз. Как-то раз к нам пришёл вдупель пьяный человек и начал крушить магазин настоящим, мать его, топором. Этого персонажа мы больше не видели, а вот топор теперь наш, трофейный, висит над кассой.

Как ты придумал знаменитую Фаренгейтовскую лопату?
Лопата получилась случайно. Объявили самоизоляцию и нам запретили открываться. Стали звонить журналисты, спрашивали, как и что мы будем делать. Я и сказал, что будем выдавать книги бесконтактным способом – через окно на лопате. Так шутка переросла в дикую историю.
Как ты оцениваешь современный русский худлит? Он ещё жив?
Современный русский худлит жив конечно. Как и всегда, писатели ругаются друг с другом, хвалят своих, не читают ни своих, ни чужих, устраивают скандалы и шум в соцсетях. Другое дело, что читать это всё невозможно совершенно. Вернее возможно, но надо ли.
Сейчас состояние русской современной литературы такое: чем быстрее все вымрет, тем быстрее появится что-нибудь новое. Есть издательства, выпускающие неплохие книги. Книжная полка Вадима Левенталя иногда что-нибудь интересное выпустит, самиздат неплохой попадается, крайне редко, правда. Смолл-пресс стараются, но по-настоящему сильные писатели редко встречаются, в основном любопытный нон-фикшн выходит у малых некомерческих издательств либо переводная литература. Худлит жив, а вот русская литература давно убита.
Что бы ты поменял в современной русской литературе?
Ничего не менял бы. Чем быстрее перегрызутся, чем быстрее всем и друг другу надоедят, тем лучше. Очень многие молодые авторы пытаются попасть в литтусовку, общаться с более опытными и успешными писателями и поэтами. Зря, от этого нужно держаться подальше.
Какие топовые книжки по твоему мнению вышли за последние пару лет в смолл-пресс?
Издательство “АКТ” издали “Синагогу Сатаны” Пшибышевского, книги Сергея Мохова выходили в издательствах “Индивидуум” и “Commоn place”, Chaosss press” выпустили тексты Хаким Бея.
Последний и тринадцатый вопрос: что бы ты сказал Мамлееву, если бы встретил его?
С Юрием Витальевичем, при всём моём к нему уважении, мне не о чем было бы говорить. О чём, о России Вечной?