«Are we living just for pleasure, or for reasons yet unknown?
Let us realize our secrets, when we reach into my soul.
Let my dreams be remembered, when I lay down not to sleep.
Hell is where the heart is, it's a place for you and me»Ordo Rosarius Equilibrio «Hell Is Where The Heart Is»
Традиционно Ад — это место ссылки и заключения. Пространство, где тебя подвергают пыткам в соответствии с грехами. Декоративные элементы в виде чертей и пламени едва ли воспринимаются многими всерьёз, так что общий акцент делается не на сакральной символике, а на том, что это очень плохое место, где субъекту очень долго очень плохо. Возможно, что вечно, а в бесконечной перспективе что угодно превратится в пытку. Тем более, если деятельность, на которую обречён грешник, заведомо бессмысленна, что нам демонстрирует эллинистическое представление о Стране Теней с Сизифами и Данаидами. В общем-то, смерть не так страшна, как нескончаемая невозможность ни быть живым, ни умереть, что и демонстрирует нам идея Ада.
Атрибуты Ада — это хаос, кошмар и страдания. Является ли это конкретным местом в космологии или состояниям бытия, но в любом случае для смертных Ад отодвинут куда-то по ту сторону и противопоставлен Этому миру, который несколько более богат на приятные переживания и осенён божественным порядком. Однако для проклятого субъекта Этот мир уже кошмарен, и именно Этот мир является бурлящим хаосом, который воздействует на субъекта и причиняет ему мучения. Если в привычном представлении Ад находится во власти жестокого тирана Сатаны (или подставьте сюда имя любого другого властителя в соответствии с мифологией), то для проклятого Этот мир находится во власти Зла, как бы его не называли: Князем Тьмы, борьбой за выживание или капитализмом. Даже если проклятому не близки паранойяльные фантазии, то он может быть склонен, например, к сартровскому пониманию Ада как скопища других людей, которые не могут сосуществовать, не причиняя друг другу страданий уже одной своей инаковостью.
Так или иначе, для проклятого Здесь уже достаточно плохо, и этим снимается заявленное противопоставление Ада и Этого мира. Если уже Этот мир так плох, то замена одного дурного места другим мало что меняет. Само слово «Ад» теряет особенную значимость, становясь простым синонимом плохости. Но есть в этом понятии что-то, что продолжает быть значимым для проклятого. Ведь Ад — это обитель проклятых душ.
Существует версия, что негативность Ада определяется прежде всего отделённостью этого места от Бога и его благодати. Это объясняет, почему Адом может быть назван Этот мир. Ведь он действительно отделён от Бога, имеем ли мы при этом в виду, что Бога не существует вовсе или что есть Нечто, которое по определению не может сосуществовать с Этим миром. Но поскольку для инвертированного мировоззрения проклятого субъекта этот мир по определению управляется злыми силами, то что-то достаточно могущественное здесь всё же есть, пусть даже это просто другие люди или социальные конструкты. И постулируя присутствие разлитого в универсуме Зла субъект, не имея возможности от него избавиться, не прочь избавить себя от универсума.
Но вместе с тем Ад отделён и от мира других людей, потенциально враждебных, склонных к взаимной борьбе и угрожающих свободе субъекта. Возможно, в том числе и поэтому потусторонний мир обрёл в историческом христианстве столь негативную коннотацию, ведь Ад, в котором единолично властвует (и страдает) Сатана — это так или иначе персональное пространство. И историческое христианство, как и любая система насилия и принуждения, не слишком-то поощряло выпадение из поднадзорного коллектива. Ад — это сверхиндивидуализированное пространство, ведь даже пытки там подбираются для каждого свои. Равно как и Сатана, властвующий в сконструированной по личному плану Бездне, уже этой чрезмерной персонализацией является угрозой Творцу, величайшему из ремесленников.
Так Ад, являясь местом ссылки в мироздании, изолированным пространством, где не светит солнце (в данном контексте ложное солнце ложного творца ложного мира), обращается в самое притягательное для проклятого место. Это депривационная камера души, кокон проклятого, где над ним не довлеют абсурдные и суровые законы, где он не должен оправдывать своё существование перед судом нависшего в небесах ока и миллионов глаз других людей.
Другой антитезой Ада, помимо Этого мира, являются, конечно же, Небеса или Рай, горний мир совершенства. Однако он остаётся притягательным преимущественно для фундаменталистов, уверенных в весомой реальности этого места, где они получат вознаграждение за мученичество и истовость веры. В остальном же Рай представляется весьма блеклым местом в сравнении с красочностью и смысловой нагруженностью Бездны. Кроме того, Небеса, в пространстве которых должен быть максимально явлен проецируемый на Этот мир структурный порядок, являются средоточием Закона сего мира и, соответственно, карательной деспотии. Рай оказывается гиперпаноптикумом, тотально механизированным царством правил и надзирателей, в котором состоящие из шестерней херувимы в строго прописанном порядке выкатываются и воспевают Великого Инженера.
В «Потерянном Рае» Мильтона мятеж Люцифера связан в том числе и с тем, что он отказывается быть частью мегаструктуры, предпочтя этому обустройство собственной Огненной Геенны. Вместо соучастия в совершенном порядке, где у всего есть своя роль и место, Сатана выбирает владение пусть и не идеальным фрагментом реальности по соседству с Хаосом и Тьмой, где нет и следа деятельности Творца. Здесь может быть темно и несколько причудливо, но зато здесь симпатичный интерьер и вокруг только друзья, такие же падшие.
Ещё одним библейским беглецом от тирании Творца является Лилит. Согласно легенде, она, первая женщина, сбежала из Эдема от патриархального деспотизма Адама и гнева Яхве и организовала собственный Эдем. Лилит вырастила на пустынной земле вне взора Творца (а кроме Эдема там везде была одна пустыня) свой собственный Ночной Сад. Возможно, она даже рассказала об этом изгнанному Каину, и тот основал Первый Город, на сей раз на востоке от Эдема.
Проклятый не может совладать с враждебным и не таким уж прекрасным миром. Мир всегда больше, сильнее и прочнее. Но проклятый, и без того вечный изгнанник, может найти фрагмент полуоформленной материи на границе мироздания, которое сможет назвать своим личным Адом. И единственное реально существующее место, которое можно было бы назвать Адом, — это дом, где каждый оказывается падшим ангелом. Размеры инфернальной жилплощади здесь, конечно, не принципиальны.
Ад близок к Хаоснованию, а чужеродная Этому миру сила подтачивает всё, из чего он состоит. Но всё же это ещё не сам океан хаоса, а лишь последний фронтир перед ним, откуда можно совершать погружения за жемчугом сакрального и наблюдать за удивительными подводными тварями. Персональный Ад — это скорлупа субъекта, полная иномирного творческого потенциала, столь необходимого, чтобы прорываться Вовне. Кроме того, не следует забывать, что Ад является и центром операций для вылазок в Этот мир, если не в целях совращения невинных и торговлей душами, то хотя бы за провиантом. И, если уж на то пошло, откуда как не из Ада следует начинать путь к завоеванию отнятых однажды Небес.
Ад — это место по ту сторону от принуждающей силы Закона, по ту сторону от долженствования и надзора, по ту сторону от насилия. Место, где властвует субъект, а не структура. Место свободы и любви, покуда то и другое возможно лишь вне контроля властей и престолов. Это не спасение, но единственная возможность найти убежище как от ударов Рока системного насилия, так и от потоков сакральности с Другой стороны.
Ад — это тёмное сумеречное место. И помимо того, что игра теней на его стенах открывает бесконечный простор для воображения, здесь нет безжалостного света, выставляющего напоказ всё несовершенство и убожество субъекта. Только ламповые всполохи пламени, в которых он может позволить себе быть проклятым и не обращаться в прах от солнечных лучей стыда и вины.
Конечно, Ад — это всё ещё место страданий, и подчас они кажутся бесконечными. Удалившийся от всего субъект оказывается наедине с собой, а с собой у проклятого не всё в порядке. Равно как сталкивается он и с полчищами демонов, которые роем обрушиваются на того, кто не сумел ещё властвовать над ними. Именно властвовать, а не изгонять, потому что затруднительно изгнать демонов из Ада.
Но эти страдания субъекта, пусть порой они бывают убийственны (в смысле саморазрушительности) — это далеко не то же, с чем сталкивается субъект вовне. Потому что это его собственные страдания, с которыми, каким бы невыносимо тяжёлым это ни казалось, можно совладать и через это возвыситься в своих пропахших серой чертогах.
Ад — это не место вне Бога, но место вне власти и взора Демиурга и его ангельских легионов. И, будучи максимально, но безопасно отдалённым от этого мира, Ад оказывается ближе всего к Истинному Богу свободы и милосердия, равно как и к Хаосу возможностей. И лишь организовав личный Ад, проклятый приближается к пониманию, что он может быть свободен и счастлив в той же мере, в какой он проклят.
И неважно, насколько стабильно это место в реальности. Будь то родовое гнездо, в котором проведена вся жизнь, или десятки съёмных комнат — Ад всегда пламенеет в сердце проклятого и может вынесен его вовне, где бы тот ни оказался.