«Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям»

Мф 5:13

Когда-то я был уверен, что упадок сакрального — это большая беда, и с этим нужно что-то срочно делать. Мне казалось необходимым возрождение сакрального, создание новых мифологий взамен тех, что стали дряхлыми и теперь разлагаются под влиянием постмодерна. Поддержку своим смутным догадкам я нашёл прежде всего в Карле Густаве Юнге и других авторах, сетовавших на то, что прежние символы потеряли свою волшебную силу и теперь не вызывают ни трепета, ни ужаса. Упадок мифологий, развеивание сакрального связывался учёными мужами с упадком смыслов, наступлением века депрессии и всесторонним наползанием хаоса на цивилизацию. И нельзя сказать, что они полностью ошибались. Значит, нам нужны новые символы и новые мистерии. Необходимы обновлённые и полные таинственных значений переходные обряды, потому что мальчики забыли, как становиться мужчинами, а девочки — матерями. Все позабывали свои места в совершенном космическом порядке, и мироздание раскололось на куски.

Такое отношение к проблеме сакрального свойственно старикам, грезящим о заливных лугах Элизиума из несуществующего прошлого и заливающим потоками желчи мир, который не понимают и презирают. А также оно присуще восторженным юным сердцам, переживающим бессмысленность существования в отсутствии великого Императива. Они не находят и малейших следов смысла вокруг себя и с надеждой направляют взгляд в далёкое и туманное прошлое, где взгляд ищущего найдёт всё, что пожелает. У вторых ещё есть надежда, а первым уже не помочь. Отчасти они правы: мифическое прошлое преисполнено сакральностью, будь то прошлое человека или людского рода. Но это не та сакральность, о которой они мечтают, а другой не существует.

Существовал ли Золотой Век в действительности или в фантазии, но он существовал. Хотя я бы поостерёгся называть его «золотым». До того, как появляется цивилизация или индивидуальный субъект, мир погружён в хаос. Это не изначальный хаос, где всё соединено и перемешано, и где ничего толком нет, а значит и говорить не о чём. Перед нами ограниченное пространство, расчерченное и в принципе структурированное. Это ещё не структура общества или психики человека в привычном понимании, но это нечто, что уже есть. И здесь продолжает править хаос. Золотой Век находится во власти Сатурна и хтонических титанов, пожирающих и насилующих всё, что им приглянется. Это мир изобилия, возможностей, вечной юности, летающих жирафов; сверкающий и сияющий мир бесконечного тотального насилия всего над всем. Здесь прекрасноуродливые твари сжираянасилуют и взаимопорождают друг друга на кисельных берегах плоти и в молочных реках крови. Это полная волшебства страна чудес, и вам бы в ней не понравилось. Сакральное здесь повсюду.

Казалось бы, откуда такие мрачные описания. Почему это не мог быть дивный мир, где лев не трогает ягнёнка и всё преисполнено полноты и радости? Полноты здесь как раз в избытке, что же до остального, то сакральное не разделяется на хорошее и плохое, на благое или дурное, на священное или проклятое. Сакральное заключается только в сверхъестественном ужасе и благоговении, во власти и произволе запредельно могущественных сил. К слову, любые разговоры о выходе за пределы добра и зла — всё та же ностальгическая тоска по сакральному. В свою очередь разговоры о разделении сакрального на то, что получше и то, что похуже, — признаки тщетных попыток спасти сакральное от угасания, изгоняя плохую и поддерживая хорошую его составляющую. Попыток тщетных, потому что в этом деле или вы берёте весь комплект, или остаётесь ни с чем.

Чудовищность и насильственность сакрального и являются причинами, по которым его со временем становилось всё меньше. Сакральное и есть прежде всего насилие: насилие друг над другом или над коллективными жертвами. Первым делом смертные отгородили от себя божественное в пределах священных мест, а также скурпулёзно ограничили список священных явлений. Ведь условно примитивные народы столетней давности вовсе не купаются в лучах божественного, но чураются контакта с ним и скорее изгонят заражённого скверной, чем позволят сакральной силе продолжать своё распространение среди них. Быть шаманом или жрецом — не удача богоизбранности, но труд по изоляции сакрального и устранению последствий его проникновения в мир. Сакральное вообще удивительно схоже с энергией ядерного распада, только пользы от него гораздо меньше.

Люди отгоняли богов, словно диких зверей, всё дальше от своих домов, загоняли на священные горы, безлюдные чащи и пустыни, а затем выставили за пределы своего мира. Сакральное, впрочем, отступало с неохотой, ведь ему нужны были человеческие жизни. Тогда последним оплотом его пребывания стала душа человека. Сатана пал подобно молнии в нутро каждого из нас, и он всё ещё где-то рядом.

Новое время стало своеобразным вторым Возрождением со всем этим романтизмом, тягой к мистике и, наконец, с психоаналитическими подходами, позволявшими найти в бессознательном субъекта всё что угодно, вплоть до потерянных ключей от машины. Возрождение возводило скульптуры давно никому не нужных божеств. В свою очередь конец 19 и начало 20 веков ознаменованы написанием километров текста о прекрасном величии священных рощ, экзотических мистерий, могущественных божеств и гармоничного космоса. Опять же, всё это было адресовано в никуда. Хотя теперь авторы начали подозревать, что что-то здесь не так, и изобрели, в частности, готический роман и прочие страшные истории, где мы сталкиваемся с тиранией и насилием в принципе сакрализованных персонажей. Замечательно завершили этот тренд Эдгар По и, само собой, Говард Лавкрафт. Последний исчерпывающе продемонстрировал, что такое на самом деле сакральное — абсолютный запредельный ужас, перед которым бессилен человек. Но к счастью, на деле не так уж и бессилен.

Очередная попытка реабилитации сакрального была предпринята всё тем же Юнгом и его сообщниками. Новых символов, впрочем, учёные мужи так и не не предложили, а занимались эксгумацией трупов языческих богов, для которых искали подобающее место в современном мире. В политике, экономике, рекламе и одному Зевсу ведомо где ещё. А если в коллективном воображении культуры места им не находилось, то оно всегда обнаруживалось в воображении индивидуальном: в сновидениях и фантазиях, в вымышленной универсальной логике развития субъекта, в безжалостно типированных людях. Для объединения этих приёмов сном разума было порождено чудовище коллективного бессознательного. Этот конструкт позволил по любому поводу заявить, что на самом-то деле боги никогда никуда не уходили, просто мы забыли о них на свою погибель, и они тайно правят судьбами человечества и каждого отдельного смертного. Однако коллективное бессознательное — это не более чем братская могила богов и героев, фантазм о фантазме.

Ответом на восходящий к Олимпу массовый плач стало великое «Нет» мировых войн, окончательно доказавших, что ничего святого здесь не осталось, мы остались одни и вся ответственность теперь является нашим бременем, которое мы не сможем перенести на благих или гневных персонажей с сомнительным происхождением. Наконец, мы стали как боги.

Однако, как мы видим, увлечённость сакральным продолжает захватывать разум субъектов подобно демонам. Ну, на самом деле это и есть демоны. Примечательно, что мы никогда не встретим религиозных фанатиков, которые с остервенением пытаются помочь своим ближним, лечить больных или помогать обездоленным. Нет, они производят разрушение. Словами или делами они несут насилие в оставленный богами мир, надеясь в пароксизме всеуничтожения открыть врата, через которые на них изольётся свет божественной благодати. И удивляться здесь нечему, потому что сакральное — это и есть насилие. И естественной попыткой вернуть его будет симуляция его присутствия, совершение религиозных жестов, которыми субъект изображает божественных персонажей в их оригинальной форме, то есть несёт смерть, страдание, порчу и, конечно же, гекатомбы жертвоприношений.

Что такое терроризм, как не конвульсии сакрального, требующего невинных жертв, чтобы возродить к жизни кровавых тиранов? И что такое религиозный фундаментализм, как не попытка своими воплями и волей вернуть в мир немного волшебства? Но это именно признаки агонии, лихорадочный бред умирающего. Две тысячи лет назад сакральному была нанесена смертельная инъекция и после того, как у него снизился иммунитет и его одолела слабость, яд начал поражать нервную систему, вызывая причудливые, хотя и опасные для окружающих судороги.

История человечества — это история о долгой и изнурительной борьбе со священным. Единственные сомнительные блага сакрального — это острое чувство экстатического переживания и трепета перед лицом невыразимого кошмара и возможность временно снять ненависть в сообществе, спроецировав её на ревнивое божество. То и другое так себе преимущества, тем более при учёте других сторон присутствия божественного в мироздании. Не существует безобидного сакрального, как и мирного язычества. Один шаг отделяет танцы вокруг священного дерева от заклания девственниц на каменных алтарях. Одно движение лежит между преклонением перед мумифицированным фрагментом чьего-то трупа и коллективным линчеванием человека с другими взглядами.

Как вам может быть уже известно, главный удар по сакральному нанесло христианство. Это не было результатом успешных военных действий или чего-то, что можно действительно считать ударом. Было достаточно продемонстрировать механизм его функционирования, хотя для этого одному еврею пришлось стать очередной его жертвой. С тех пор христианская мысль проникла всюду, хотя никто этого не замечает, и делает своё дело. Даже когда христианство обращалось в свою противоположность, демонстрируя все качества языческого культа (и порой продолжает это делать), послание Евангелий не прекращало своей работы. Даже если христианство падёт от слов Христа, то ничего не изменится. В некотором смысле атеизм куда ближе духу Евангелий, чем историческое христианство. В любом случае человечество уже знает правду, сам наш язык трансформирован посланием.

Другое дело, что для окончательного угасания сакрального может понадобиться больше или меньше времени. И скорость продвижения священного похода против священного зависит от каждого из нас. Человечеству уже не возродить священное, не вернуть богов в этот мир, но изгнать их из себя может любой: в акте окончательного экзорцизма заключить их в свиней и сбросить с обрыва в Гиннунгагап, откуда они и явились.